В фильме «Изображая жертву» есть эффект кино в кино, когда все мерзости нашей жизни смотрятся сквозь призму циничной и веселой камеры, которая бы откровенно забавлялась увиденным, если ее одушевить. А какие эмоции вызывает у вас наша действительность?
Во мне, наверное, есть сторонний наблюдатель. Мне кажется, что на жизнь надо смотреть немножко со стороны, пытаясь понять, как все устроено. В этом смысле мне близок Чехов, который на людей смотрел немножко сверху «географически» сверху но не свысока, без снобизма. Я стараюсь дистанцироваться от реальности. Вижу ее смешные черты и ее боль, но я не могу солидаризироваться с ее болью, потому что у меня своя боль. Или вернее я и есть «боль».
Этот фильм победил на «Кинотавре», где «жюрили» профессионалы, и на Римском кинофестивале, где жюри составляли простые зрители. Как вы это объясните?
Я думаю, это совершенно разные тенденции. В Сочи у нас была сложная победа. Вообще, любая победа на фестивале это фортуна, удача, в которой есть доля необъективности. В данном случае наша картина понравилась троим из пяти, а могла бы понравиться двоим. Римская победа более объективная. Хотя мне очень важно, когда хвалят профессионалы.
Вы работали с такими музыкальными «гигантами», как Валерий Гергиев и Владимир Спиваков. Как они объяснили вам свое желание пригласить вас на постановку?
С Владимиром Теодоровичем у нас просто теплые отношения мы ходим друг другу в гости и можем быть искренними друг с другом. Ну а Валерий Абисалович просто очень реагирует на молву вероятно, поэтому он оказал мне доверие.
Считается, что оперный артист менее охотно идет на всякого рода эксперименты ему бы «до» верхнее взять.
На «Фальстафе» собрались хорошие актеры, которые очень охотно шли на
Вы готовитесь выпустить «Человека-подушку» МакДонаха и, наверное, можете объяснить, чем вызван бум этого автора, которого бросились ставить одновременно многие театры?
Очень просто он пишет обалденные пьесы. Только раньше его имя не было у нас известно. Мы же себя считаем родиной слонов, принято считать, что все главное происходит у нас и когда его пьесы с невероятным успехом уже давно прошли по всему миру мы только хватились┘ В случае спектакля в МХТ мы год потратили на покупку прав на первую постановку в России и подписание договора с агентом.
От МакДонаха не отделяют понятие «черный юмор», но ставят в России его преимущественно в психологическом ключе. Что такое,
Это ощущение смешного, сохранение чувства смешного даже тогда, когда уже совсем не смешно. Это карнавальная реакция человека, который даже в самый жуткий момент спасается через смеховые эмоции. Это не цинизм, а парадокс. У русских есть своя традиция черного юмора от русских народных сказок до обэриутов.
В «Человеке-подушке» умирающий мальчик пишет кровью прекрасный и светлый рассказ. Какую цену приходилось платить вам за то, что вы делаете?
Кровью, конечно, писать не приходилось. Но то, что мы платим
Говорят, родители в детстве не разрешали вам плакать ни по какому поводу. Как вы считаете, вас в
Публика на выходе говорила ах, насколько же теплее наше русское искусство! А у меня ровно обратная реакция ком в горле от технического мастерства, с которым люди так точно выразили ироническое ощущение этой классицистской пьесы, связанной с декламацией. Так иронично, рафинированно, совершенно я был в восторге! Могу прийти в восторг от того, как сварена железная решетка. И могу остаться совершенно равнодушен, когда на сцене плачут, завывают и говорят о добре со злыми глазами.
А есть ли для вас табу?
Нет. В культуре есть нормы, этика, а в искусстве норм быть не должно. Нас так разругали в «Антонии и Клеопатре» за бесланский спортзал. А что мы в этом зале, канкан, что ли, танцуем или частушки поем? Мы играем в нем трагический акт, потому что для меня этот обожженный зал пространство трагедии, которое родил ХХI век. В ХХ веке таким пространством был вокзал, откуда уходили поезда в ГУЛАГи, на фронт, и люди терялись навсегда. А в ХIХ веке вокзал был прекрасным местом, где играл оркестр и прогуливались нарядные люди. Кто бы мог подумать, что обыкновенный зал вызовет столько болезненных эмоций. И почему искусство не должно использовать это очевидное пространство трагедии? Обязательно должно.
Ваш «Фигаро» вобрал в себя едва ли не все «примочки», которые есть в сегодняшнем языке. Вы боитесь остаться наедине с классическим текстом?
Театр, как ни крути, связан с языком. Если эти люди говорят на языке любимовского перевода, то они персонажи Ватто и Буше на них надо надеть камзолы и сделать спектакль Плучека. Вы можете сказать, о чем спектакль Плучека? О некотором абстрактном обаянии, об обаянии этих людей и совершенно не важно, кто там граф, а кто слуга. Если вы помните,
┘с купленным графством┘
┘казенно говорит «высоким штилем», но этот мезальянс его угнетает, и ему все время хочется совершить поход на кухню и поиметь служанку. Керубино изъясняется примитивным уличным языком. А вот речь Фигаро лишена свойств. Он - паяц и не может быть речево окрашен. Он - чужак. И, конечно же, достоин быть на месте графа Альмавивы гораздо больше, чем сам граф. Потому что в тысячу раз талантливее. А финал у нас искусственный потому, что у Бомарше он искусственный. Если судить по тому, как все развивается, там нет и не может быть счастья. Как и в жизни не бывает счастливых финалов. Мне странно, что это никто не понял. Кстати, Маша Зонина, которая делала новый перевод, сказала, что в оригинале текст Бомарше гораздо грубее и жестче, чем в переводе Любимова.
Один мой коллега назвал вас
Анатолий Васильев передавал
У вас никогда не было ощущения, что вы изобретаете велосипед?
Я уверен, что время поменялось настолько сильно, что многое надо изобретать заново. В театр пришла другая публика, с которой надо найти свой способ общения это входит в профессию. Вообще, сегодня в театре интересно анализировать не только то, что на сцене, но и что происходит в зале.
Мейерхольд в 1917 г. ставил изысканный «Маскарад» в Александринке, а в двадцатых
А это не деградация?
Не бывает деградации, как не бывает плохих или хороших времен. Как нет в искусстве «или или». Как не может профессиональный аналитик писать в категориях «нравится не нравится».
Или тогда уже все деградация. Люди, которые так считают, больны гордыней и манией величия. Они как бы говорят «все деградация, а я, конечно, нет┘»
Вы могли бы взять на себя ответственность за целый репертуарный театр?
Мог бы. Только
Сегодня в Москве намечается бум строительства театральных зданий. А как вам кажется, чего действительно не хватает нашему театру?
Доброй воли. Критериев, шкалы ценностей. Обращения к школе. Ее постепенной модернизации. Открытости миру. Людей с новыми мозгами. Главное не недвижимость, а культурная среда, тот бульон, в котором должно вариться искусство. Мне лично, например, не хватает общения с композиторами, поэтами слава богу, благодаря фестивалю «Территория» я смог открыть для себя несколько блестящих имен.
Актерам не хватает тренингов, новых профессиональных навыков. Зарабатывать деньги надо это понятно: мы живем в обществе потребления и должны продавать и продаваться. Но продавать уже нечего!
Вы снимали фильмы, клипы, сериалы, ставили драму и оперу. Чего бы вам еще хотелось попробовать?
Цирк еще добавьте. Хотелось бы┘ фотографией заняться, попробовать себя в дизайне. Театром поруководить.
А что вы сейчас снимаете?
Готовлюсь снимать фильм по сценарию Юрия Арабова. Пока больше ничего не могу сказать.
А в театре что последует за «Человеком-подушкой»?
А собственно, и ничего. Честно говоря, не вижу перспективы. Бегать по театрам и ставить спектакли я