Краткий курс минимализма

В Большом театре случилось самое выпендрежное событие сезона. На его Новой сцене прошла премьера оперы Джакомо Пуччини «Мадам Баттерфляй» в постановке знаменитого американца Роберта Уилсона.

Спектакль не нов. Премьера его оригинальной версии состоялась в парижской Opera Bastille еще в 1993 году. С тех пор «Баттерфляй» облетела полмира и теперь приземлилась в Москве. Хотя здешнюю ее постановку даже толком нельзя назвать арендной, поскольку Большой, не поскупившись на дорогостоящий уилсоновский хай-тек, предполагающий натуральные материалы и эксклюзивное изготовление, сделал себе все заново: и лаконичные декорации, которые у американской звезды, как всегда, идут в одном пакете с режиссурой и светом, и изощренные декольтированные кимоно от его постоянной художницы Фриды Пармеджани, которые пришлось возить из немецких и голландских мастерских на примерку с помощью экспресс-почты DHL. 

С традиционной оперной точки зрения все это, особенно декорации, —какое-то небогатое. Буквально не на что смотреть: ни дома, ни сада, в которых легкомысленный американский лейтенант Пинкертон оставил горевать свою доверчивую японскую жену Чио-Чио-сан. Только изысканно сложенная из разных фактур поверхность пола, несколько дизайнерских предметов неочевидного назначения и фирменный светящийся задник-хамелеон, служащий эффектным фоном для предметов и людей, которые тоже как предметы.

Впрочем, скупым интерьером и еще более скупыми телодвижениями актеров (в случае с «Баттерфляй» имеются все основания вспомнить про японский традиционный театр) Уилсон, который уже все-таки 30 лет как классик минимализма и изобретатель одного из самых красивых, формальных, холодных и бесчеловечных театральных языков, не может удивить даже не избалованную его творчеством московскую публику (к нам приезжали два его драматических спектакля — «Персефона» и «Игра снов»). Главной интригой в данном случае, когда речь шла о не привыкшем к новой стилистике Большом, все-таки было то содержание, которым актеры смогут или не смогут наполнить изящную уилсоновскую форму.

А она у них как-то не очень наполнялась. Несмотря на то что сам Уилсон пробыл в Москве предпремьерную неделю (до этого вживлением новых актеров в старый спектакль занимались его ассистенты), за которую по-быстренькому попробовал ввести труппу в необходимый транс. Однако неточностей с движениями и световыми акцентами, эффективными только тогда, когда все делается с точностью до миллиметра, шаткости поз и общего ощущения замученности, с которым авангард неизбежно превращается в горькую таблетку, в спектакле избежать не удалось. «Попробуй вот так вот посиди,» — слышался сострадательный шепот в зале в то время, как главная героиня, ожидающая позабывшего ее любимого, застывала минут на 20 в крайне неудобной позе на коленях.

На премьере эту роль играла умелая, добросовестная и скучноватая Адина Нитеску — сопрано румынского происхождения с хорошим послужным списком и уже немного заезженным голосом, которая продолжила парад среднестатистических импортных солистов, приглашаемых в последнее время Большим театром. Именно сцена ее во всех смыслах мучительного ожидания, а вовсе не мелодраматическое самоубийство в финале — кульминация спектакля. И напряженную статику этой сцены должны были оттенять эмоциональный оркестр (это получилось, работа впервые приглашенного в Большой итальянского маэстро Роберто Рицци Бриньоли оказалась едва ли не самой качественной частью постановки) и выразительные сомнамбулические перемещения по сцене полуголого мальчика (этого не получилось, они казалась надуманными и схематичными, хотя режиссер здорово надбавил годков сыну Баттерфляй, справедливо рассудив, что трехлетний малыш, который требуется по либретто, не справится с предложенным ему сложным театральным текстом).

Вполне достоверно выглядели Марат Галиахметов в роли профессионального сводника Горо и Елена Новак в роли служанки Сузуки, роботообразными движениями представлявшие жителей непонятной японской цивилизации. Но европейцы, в первую очередь виновник всех несчастий Пинкерон (его пел голосистый, но однообразный Роман Муравицкий), держались либо обыденно, либо неестественно. И можно предположить, что после отъезда автора спектакля новая «Мадам Баттерфляй» отшлифованнее уже не станет.