Кто оккупирует «Территорию»

Мы попросили самых именитых участников фестиваля «подготовить» зрителей к встрече с ними на «Территории»

Ромео Кастеллуччи (Италия): «Театр — самое опасное искусство»

Я пытаюсь положить предел ужасу, уродству и невероятной скуке, которые одолевают наше время. Общество часто пытается заглушить то, что не входит в рамки приятного, декоративного. Я не концентрируюсь на нарушениях порядка, я просто оставляю двери своего театра открытыми. Может быть, именно поэтому мой театр пугает зрителя. В нем нет «анестезии», нет сахара. Моя работа далека от повествования в книжном смысле. Это больше похоже на повествование, какое бывает во сне. Есть только детали, а общий контекст отсутствует. Во сне всегда есть пробелы, во сне недостаточно информации, и ты не можешь понять всего полностью. И ты знаешь: искать надо именно там, где есть этот пропуск… Не слова меня интересуют в театре, а речь. Слова принадлежат литературе, и природа театра не в том, чтобы быть ее второстепенным ответвлением. Это искусство плоти, самое близкое к жизни искусство, искусство самое опасное. Если зритель перестает слушать слова, значит, они стали по-настоящему действенными.

Эдди Маалем (Франция): «Мы хотели станцевать то, что уже умерло, то, что возродилось, и то, что снова умрет»

С одной стороны, надо быть скромным, потому что груз прошлых «Весен священных» подавляет — таких, например, как Пины Бауш или Мориса Бежара. Есть и странные постановки «Весны», где неправильно понимают музыку, которая стала по-настоящему культовой. Нужно смотреть на произведение во всем его объеме, потому что иначе можно создать ряд красивых картин, которые, однако, не смогут стать опорой всему спектаклю. Африканский континент, где все еще много танцуют, был выбран потому, что хотелось свести, сцепить эти два мира. У нас танцуют африканцы. Африка расположена на грани, отделяющей день прошедший от дня наступающего. Это континент на рассвете. Это другой мир, еще стоявший на коленях, когда Стравинский увидел всходящее на востоке красное солнце. Континент, из которого бьет, словно обещая что-то, густая весенняя тревога. Африка позволяет показать другую грань человеческого тела и другую степень конфликта. Мы хотели станцевать то, что уже умерло, то, что возродилось, и то, что снова умрет. Показать ритуал, который смешивает смерть и жизнь, кость и пепел. В который раз рассказать о том, как человек славит дар этой ужасной радости. Успеть вдохнуть этот ритм — как в первый и в последний раз — пока на глаза нам снова не упадет завеса.

Теро Сааринен (Финляндия): «Я верю в язык, в котором нет слов»

Если содержимое танца выразить словами, то оно окажется плоским. Я верю, что те вещи, о которых нельзя рассказать словами — как раз самые интересные. Есть много спектаклей с приятным и умным текстом, произносимым исполнителями, но, когда я смотрю такой спектакль, я не понимаю его вообще. Танец не имеет никакого отношения к тексту. Мои постановки рассказывают о судьбе маленького человека в бурном мире. Я неизменно работаю над одними и теми же темами: человеческие отношения, встречи, абсурдность поведения людей и одиночество. Меня зачаровывает то, что удерживает людей вместе и как именно это же может разрушить сообщество людей. Я думаю, что мой стиль — это слияние трех традиций: балетной классики, буто и современного танца. В итоге получается мой собственный, «финско-японский» стиль. Танец буто помогает исследовать человеческое тело. Он как бы препарирует его, разрезает на части. Тело становится мятым, внешне некрасивым, но это меня как раз и интересовало. Потому что балет предполагает, что вы как бы взлетаете вверх. Это что-то воздушное. А я выбрал нечто прямо противоположное — ты как бы опускаешься вниз и изучаешь все свои некрасивости.

Алан Платель (Бельгия): «Для меня важна идея „жизни вместе“»

Для меня важна идея «жизни вместе». Мы потеряли много форм общности, и, надеюсь, находимся в активном процессе поиска новых. В нашем спектакле мы говорим об этом. Я мечтал о том, чтобы в этой «вечерне смешанных кровей» и разных национальностей подчеркнуть до какой степени мы, человеческие существа, нуждаемся в общности. Главной задачей для нас стало найти взаимодействие между «мы» и «я» — как с точки зрения музыки, так и с точки зрения танца. Спектакль — мое видение положения вещей в мире сегодня, и оно достаточно мрачное, трагическое. Впервые я создал спектакль без каких-либо компромиссов. Это не те темы, сюжеты, мысли, которые дают надежду, слишком многим людям в мире трудно. Но я думаю, что все же мы оставили такие маленькие огоньки надежды. И они связаны с идей «жизни вместе», к которой надо стремиться.