Одно из чудес классической русской драматургии, «Лес» Островского написан так, что каждому режиссеру непременно предстоит делать выбор, какую из двух основных сюжетных линий пьесы взять за главную. То ли сосредоточиться на событиях в усадьбе Пеньки, где не первой молодости помещица Гурмыжская торгует лесом, томится по молоденькому Алексису Буланову и в конце концов женит его на себе. То ли укрупнить роли двух странствующих актеров, трагика Несчастливцева и комика Счастливцева, ставших нарицательными персонажами. Собственно говоря, среднестатистическая трактовка «Леса» заключается в коллизии двух миров — дремучего помещичьего болота и вольнице провинциального театра, у двух рыцарей которого нет ни копейки в кармане, но зато не занимать благородства.
Кирилл Серебренников принадлежит к числу режиссеров, знающих толк в броском сценическом жесте, в ярком театральном приеме, в праздничных неожиданностях действия. Но признавать превосходство театральной романтики над пошлостью быта он не согласен — слишком уж много пошлости обычно таится в этой романтизации. Режиссеру как раз гораздо интереснее активными театральными средствами разбираться с бытом, то есть с обществом и его историей. Действие комедии Островского Кирилл Серебренников и художник Николай Симонов перенесли в
Раиса Павловна Гурмыжская (кстати, и имя у героини Островского
В ностальгическом аду советского детства, в этом «городе женщин» Кирилла Серебренникова зарождается и разрастается неудержимая страсть стареющей дамы к молодому человеку. Режиссер словно разбудил Наталью Тенякову от затянувшейся на годы актерской спячки: она подробно и отважно прослеживает преображение тетки с нелепыми косичками в похотливую, разбитную гетеру в коротком платье и высоких сапогах. Надо видеть, как косит глазами госпожа Тенякова в сторону юноши, занимающегося в трусах и майке домашней гимнастикой. И как необычайно талантливый молодой актер Юрий Чурсин играет иное преображение, из нескладного гадкого утенка в хамоватого домоправителя, тоже надо видеть. В финале Буланов произносит программную речь перед микрофоном и вместе с детьми исполняет хит Пахмутовой и Добронравова «Беловежская пуща». Соседки же, явно вдохновленные примером Гурмыжской, расхватывают
Кирилл Серебренников приводит своих героев к счастливому эпилогу и одновременно к смертельному тупику: не случайно, что уже в тени закрывающегося занавеса служанка Улита успевает подложить к ногам Гурмыжской погребальный венок. У героини Евгении Добровольской в спектакле тоже были минуты вожделенного дамского раскрепощения — в дело мог сгодиться немолодой бомжеватый недотепа Аркашка Счастливцев. Но персонаж Авангарда Леонтьева на беду оказался актером, а разочарование его социальным статусом оказалось для Улиты сильнее, чем соблазн плоти. В новом мхатовском «Лесе» театр вообще не обладает магнетической силой, и бедная родственница Аксюша убегает из усадьбы вовсе не потому, что Несчастливцев посвятил ее в актрисы. Судя по настроению ее жениха Петра, молодые собираются хипповать и отрываться на танцплощадках.
Именно с темой театра связан главный промах этого смело и талантливо придуманного и в целом увлекательно исполненного спектакля. На мой взгляд, досадной ошибкой режиссера стало назначение на роль Несчастливцева Дмитрия Назарова. Господин Назаров, актер богатырского сложения, размашистого жеста и безудержного темперамента, работает полнокровно и энергично, не ниже своих возможностей. Но это как раз и плохо: его Несчастливцев будто забрел в мхатовский «Лес» из совершенно другого спектакля. И помимо своей воли, просто в силу природных данных, господин Назаров едва не сломал всю режиссерскую игру, едва не затоптал основную тему. Вполне возможно, что именно ему будет доставаться главная порция зрительских аплодисментов. Но не стоит обольщаться. Ведь коль скоро замысел режиссера связан с определенной эпохой, надо бы помнить, что те годы, о которых идет речь, маркированы совершенно иным типом актерства, непоказным, сливающимся с жизнью и чурающимся котурнов. Что бы было, если б в интерьеры неброского шика