Леонид Десятников: надо подумать о детях и о курящих

Композитор ЛЕОНИД ДЕСЯТНИКОВ рассказал о своей опере «Пять композиторов-клонов» (рабочее название), которую он пишет по заказу Большого театра.

 — Прослушивание в Большом — как это было?
 — Cool. То есть как обычно, в спокойной рабочей обстановке: сел за рояль, сыграл и спел. Предварил какими-то комментариями. Присутствовали восемь человек. Затем обсуждали срок окончания клавира и сдачи партитуры.

 — Что было показано и что готово?
 — Да знаете ли, что готово, то и было показано, а именно первое действие, которое, правда, не совсем закончено: отсутствует танец, несколько реплик вокруг этого танца и финал. Ну и увертюра, конечно; она, вероятно, будет написана в последнюю очередь. Вообще же будет два акта, каждый продолжительностью 50-70 минут.

 — Что-то было моделью такого хронометража?
 — Для современной оперы это оптимальный размер, я думаю. Написать оперу величиной с «Зигфрида» или даже «Эйнштейна на пляже» я бы не осмелился. Помимо причин, так сказать, метафизических следует подумать о детях, о курящих, о зрителях, связанных с расписанием общественного транспорта.

 — Во время прослушивания были какие-либо пожелания?
 — Были высказаны некоторые соображения по поводу несуществующего пока финала первого действия. Либреттист придумал виртуозный, я бы сказал тарантиновский, ход обращения со временем, который требует адекватного музыкального воплощения. Александр Ведерников подал мне одну плодотворную идею, которой я, вероятно, воспользуюсь.

 — Либретто Владимира Сорокина повествует о докторе Розентале и его сыновьях — клонах композиторов-классиков. Обыгрывается ли тема домашних отношений?
 — Домашних? Разумеется, между Розенталем и его сыновьями существуют некие отношения, не столь, впрочем, изощренно разработанные, как, например, в романе «Иосиф и его братья». Вообще говоря, сверхсюжет, который я бы определил как (извините, довольно схематично за недостатком времени и места) столкновение, сопоставление различных типов «оперности», для меня более важен, чем собственно история. Я забыл сообщить вам о том, что каждая из пяти картин будет написана в духе воображаемой оперы наших героев.

 — Пять совершенно отделенных друг от друга опер-картин. Ведь их должно что-то проклеивать?
 — Но здесь нет никакого противоречия: ведь композитор, всякий композитор есть то, что он слушает. Слуховой опыт и есть тот источник, из которого зарождается индивидуальный стиль. Я ведь не ставлю своей задачей сделать точную копию оперы Вагнера или Мусоргского, но воссоздать некую атмосферу, дать свой комментарий — да, пожалуй.

 — Как вам работалось с либреттистом?
 — Владимир Георгиевич Сорокин оказался исключительно гибким партнером. Предварительный эскиз либретто меня не вполне устроил, и мы договорились встретиться и обсудить наши проблемы в Петербурге. Утром в ожидании пробуждения накануне его приезда эта идея — «пять в одной» — буквально осенила меня. Мы работали в атмосфере полного взаимопонимания. Впрочем, почему я говорю «работали»? Ведь опера еще не написана, наверняка будут какие-то поправки..