Мелкий Гамлет

Первой премьерой нового сезона во МХАТе им. Чехова стал спектакль Кирилла Серебренникова «Изображая жертву» по пьесе братьев Пресняковых. Именно этих драматургов Серебренников назвал классическими авторами «новой драмы». Их творческий союз заметно укрепился после спектакля «Терроризм». Укрепился настолько, что в названии театра выпала гласная буква, и теперь он называется коротко и резко — МХТ. А произошло это после дискуссий в репетиционный период спектакля «Изображая жертву»: имеет ли право академический театр допускать нецензурную лексику со своих подмостков? Что поделаешь, МХАТ стал жестче. Впрочем, как и окружающая жизнь.

Сюжет пьесы таков. Юноша с аморфным именем Валя пытается найти свое лицо, свой путь в жизни. За неимением как стоящей профессии, так и жизненных идеалов он выбирает работу довольно экстравагантную — он подопытный кролик в следственных экспериментах. Валя как актер изображает из себя потерпевшую жертву — то выпавшую из окна женщину, то утопленницу.

Тут и к бабке ходить не надо, чтобы понять: все кончится плохо! Попытка примерить на себя чужую маску — за неимением собственного лица — сюжет, достойный психологического триллера. Однако режиссер спектакля переводит его в жанр экзистенциальной драмы. Пожалуй, это признак авторского стиля режиссера, когда ситуация развивается в одном ключе, а создатели спектакля анализируют ее в другом ракурсе.

В этом смысле показательны две наиболее яркие сцены. Валя встречается со своей любовницей. Они говорят и действуют словно «мимо» сознания друг друга. Она хнычет, что их отношения бесперспективны — ни сильной любви, ни новой ячейки общества что-то не получается. Он к ней лезет совсем с другими, сексуальными, намерениями. Сцена неудачного полового акта выглядит натуралистично. Актеру Петру Кислову пришлось оголить не только душевный мир, но все другое, без чего в кино сцены порно не снимают. Пожалуй, это еще одна черта фирменного стиля режиссера — ему во всех спектаклях надо показать обнаженное тело. И вовсе не из пошлого стремления шокировать зрителя. (Его уже трудно чем-то шокировать!) Ему надо заставить актера подойти к пределу своих сил, пойти до конца! Актеру свойственно прятаться за штампами, и хитрый режиссер не оставляет ему такой возможности. Актеры в постельной сцене очень строго придерживаются рисунка роли. Бытовые курьезы переплавляются в философскую драму — и это самое сильное место в новой постановке. Надо признаться, что в спектакле заняты любимые актеры Кирилла Серебренникова. И они воплощают его замысел виртуозно. Зритель размышляет о смысле жизни, а не зацикливается на смачных бытовых эпизодах.

Все мы одиноки в этом мире — любимая тема Кирилла Серебренникова. Она мастерски разыграна и в другой сцене — в разговоре между главным героем и отчимом. Валя — ершистый подросток, комок нервов, его оппонент — простой туповатый мужик. Разговор между ними не клеится. Да и как ему клеиться, если один назойливо предлагает граненый стакан и напиток для лучшего общения, а другой нарочито пользуется палочками для еды. Разговор о преимуществе ложки перед палочками — очень зрелищный, театрально эффектный, емкий по смыслу. И если первая сцена непонимания была еще комичной, то здесь взрывоопасный тон нарастает. Непонимание грозит катастрофой.

Она и происходит сразу после тихого семейного ужина. Валя наблюдает, как его мать, отчим и невеста замертво падают под действием яда. Виновник трагедии признается возникшему вдруг следователю, что он так решил: избавить себя от близких, от страха их потерять, от этой страшной уязвимости. Тут же признается, что двигало им в выборе странной работы — быть перманентной жертвой: «Сыграть смерть — все равно что сделать прививку. Ведь страшит только неизвестное». Понятно — обрученному со смертью не страшно ничего.

Петр Кислов играет эту сцену так истово, что ему даже не нужны слова. Его молчаливые монологи — самые выразительные. Пожалуй, это важное качество театрального языка, за обновление которого все так ратуют. Коллизии пьесы намеренно напоминают трагедию «Гамлет». Поначалу это смешно: психопатический юноша с кошмарами и галлюцинациями не дотягивает до высокой драмы, до философского выбора: «Быть или не быть?» Но постепенно, вглядываясь в это нервное лицо и проникаясь симпатией к этому славному, хотя и недалекому, парню, зритель понимает трагедию этого маленького человека, этого Башмачкина следственного дела. Зритель успевает его полюбить именно за стремление к истине, достигаемое даже таким варварским путем. Пожалуй, это стремление и делает его героем «новой драмы», Гамлетом, хоть и мелким. 

А что касается матерного монолога следователя, который подается в прессе как приманка на этот шокирующий спектакль, то он тоже достаточно эффектен. Приходите, если вы забыли, как выглядит крик души, не сдерживаемый никакими табу. Как говорит режиссер спектакля, буржуазная публика любит, чтобы ее иногда шокировали, а иначе от этих каждодневных, приторных обращений «господин» станет так тошно, что никакая драма не поможет.