Пьесы с кантиленной фабулой давно уже не в моде. Их пишут бронтозавры вроде Гельмана с Рощиным да отсталая Птушкина. Пресняковы, победившие в открытом конкурсе новой драматургии, сразу решили претендовать на продвинутость. Поэтому в «Терроризме» общего сюжета нет, а есть отдельные сценки, объединенные между собой высшей идеей или, иначе выражаясь, концепцией. Концепция заключается в том, что страшное слово «терроризм» имеет прозаические бытовые корни, когда мы, как принято говорить, терроризируем окружающих: мать — ребенка, любовник — партнершу, начальник — подчиненных, сослуживцы и соседи — друг друга… Эпизоды разнообразных неуставных отношений иногда прямо, иногда косвенно перетекают один в другой. Цепочка насилия вяжется, не прерываясь.
Терроризм в обычном понимании, без кавычек, тоже прилажен к делу. Парни в камуфляже с макушки до пяток, вязаные шлемы с узкими прорезями, гнусные клеенчатые баулы… Плюс очень верный пассаж о том, как важно убивать именно простых людей, а не коммерсантов и губернаторов, поскольку по губернатору или коммерсанту заплачут только его родственники, а в метро каждый день ездят все… Иными словами: «Когда гибнут обыкновенные люди, часто и помногу, — в домах, в самолетах, по дороге на работу, все в государстве меняется само собой…». Эта животрепещущая тема, впрочем, как поднята, так и брошена Пресняковыми в самом начале, ибо требует жуткого, абсолютно не театрального разговора: а кому, собственно, выгодно, чтобы все в государстве менялось «само собой»? А не на руку ли это случайно самому государству?..
В принципе спектакль Серебренникова производит очень сильное впечатление. Сделанный в эстетике антиэстетики, он тяжел, вонюч и неаппетитен, как вся современная российская действительность. Зал совершенно справедливо окунули по уши в дерьмо; проблема только в том, что жизнь делает это с завидной периодичностью и абсолютно бесплатно, не надо в театр ходить.
Обделанный зал тем не менее все время хохочет. То ли, смеясь, расстается с худшим в себе, то ли просто такая защитная реакция. «Самое ужасное, что может с вами произойти, — это прийти в „Макдоналдс“ со счастливым лицом». Смешно? Смешно. Не рыдать же теперь. Человек купил в магазине чистую дискету, вставил в компьютер, а там оказался уже записанный файл. В файле единственное слово: «От-сос». Именно через дефис. Смешно? Пожалуй. Бабки (в смысле тетки, а не деньги) трендят возле подъезда: «Вот моя пенсия — за мобильник заплатишь, и ничего не останется…». Очень смешно. Пробегает собачка без поводка и намордника — кого цапнет, на кого пописает, об кого потрется. Обхохочешься… Наблюдательные они, братья с эстрадной фамилией. А уж когда Пресняковы заматереют, переедут в Москву и купят себе по симпатичной иномарочке, тут для них начнется настоящий пир духа. Предположим, два автомобилиста хотят припарковаться в одном сугробе — это же песня. Гимн Великой Русской Ненависти.
Упомянутую собачку играет долговязый, щупленький, кучерявый Сергей Медведев. За исключением анималистического эпизода все остальное время он пребывает в образе несчастного мальчика или даже нескольких несчастных, затюканных мальчиков: на качелях покачается, в пионерскую трубу подудит, игрушечную пушку с лазерным прицелом на родную grandmamma наведет. Из этого, по замыслу Пресняковых, мальчика и произрастает все мировое зло, потому что на него в детстве страшно орали и обзывали «тупым ублюдком», а также «скотиной картавой».
Только как же его иначе прикажете именовать, если на сцене митрофанушка лет двадцати подсюсюкивает, будто детсадовец младшей группы: « — Какой сегодня день? — Втолник. .. — А завтра какой будет? — Четвелг…». Его убить мало.
А, схватятся тут братья Пресняковы, вот об
Между выкриком: «Я убью тебя!», и реальным убийством — дистанция качественная. Одно не обязательно связано с другим. Как правило, вообще не связано. Кричать и убивать — два разных порочных круга. Хотя, вполне возможно, что если бы Десять заповедей провозглашались в России, их оказалось бы одиннадцать. Перед первой — «не убий» — следовала бы нулевая — «не ори». Это еще не «возлюби ближнего своего», но уже — будь терпимее.
А вот круговорот несчастья в России действительно существует, это Пресняковы точно подметили. Примеры, правда, подобраны без особой психологической убедительности. Свинья, которая домочадцам в лицо харкает, не будет о чистоте обивки заботиться. Злобная старуха может сколько угодно во дворе о чужом зяте сплетничать, но отравить его не предложит, зуб даю, и тем более порошок соответствующий не поднесет. А муж, вернувшийся домой, где жена с любовником отдыхают, и открывший все конфорки (а форточки, наоборот, закрывший), в любом суде получит мягкий приговор, ибо действовал в состоянии аффекта, и его случай вообще всерьез обсуждать бессмысленно.
Вопросы не принципиальные, так сказать, художественные меня лично волнуют значительно меньше. Да, я не понимаю, зачем женщины в этом спектакле беспрерывно снимают/надевают обувь, почему русские пенсионерки упакованы в зеленые исламские штаны, и какой смысл несет записка, оставленная самоубийцей: «Ногти на ногах растут быстрее, чем на руках»… Воля ваша, это уж
Но зато мне ужасно понравилось электронное табло, которое перед началом спектакля показывает общую продолжительность —